Героический режим. Безбожие - Страница 32

Прошло, наверное, секунд десять, вряд ли больше. Алексей отступал под натиском второго моба. Левая рука друида болталась плетью. Тяжело выдохнув, Алексей обрушил на противника ледяной дождь, но тот поднял над головой щит, и льдины разбивались об него, не причиняя никакого вреда мобу. Это был конец. Но я всё ещё жив.

Я заорал на латника, схватил копьё и, вложив в бросок всю свою злобу, метнул его. Копьё ударилось в спину мобу. Судя по всему, доспех там был куда слабее, чем спереди - копьё пробило доспех. Моб вскрикнул, неуклюже наклоняясь вперёд. Древко копья ударилось о землю, но наконечник застрял в доспехе. А я был уже рядом - Плащ Теней всё ещё действовал. Схватив древко, я упёрся в него всем телом и надавил, заваливая моба на спину. По моим плечам и голове хлестали мелкие льдины, но я этого практически не чувствовал. Алексей, впрочем, сориентировался и снял заклинание, но я лишился половины левого уха. Плевать. Я навалился на валяющегося на земле моба, воткнул ему в затылок тесак. А после тяжело свалился на землю.

Сознание гасло. Яркие багровые краски сменились унылой серостью неотвратимой смерти...

Мне в зубы ударило что-то твёрдое, сломав два передних, в глотку хлынула горьковатая жидкость. Я глотал её до тех пор, пока не начал захлёбываться. А после серая пелена поглотила меня с головой.

Уже свечерело. Кто-то тихо постанывал рядом. Судя по голосу, девушка. Стоны внезапно сменились диким криком:

- Они не ведут себя так, как должны вести себя мобы!!! - Крик затих, сменившись тяжёлым дыханием.

Я сел. Слабости не было, выносливость на полном уровне. Живот грубо замотан тряпками.

Мы находились в одной из лачуг. Здесь гулял ветер, с потолка текло, но я сидел в более или менее сухом месте. Алексей склонялся над каким-то комком тряпок. Я с трудом узнал в этом комке человека, девушку. Её лицо представляло собой сплошной синюшный кровоподтёк, губы распухли, глаз не видно. На голове, там, где ей выдирали волосы, зияли кровавые раны. Изодранные лохмотья едва прикрывали изуродованное тело. Чёткая вмятина на левом боку, судя по всему, сломаны рёбра. Порезы, ссадины, кровоподтёки. Девушка зажимала куском рубахи друида - второй ушёл на мою повязку - пах. Ткань была пропитана кровью, и та продолжала сочиться. Это было чудовищно. Я тяжело сглотнул слюну.

- Ну, - шептал Алексей, - тише, тише. Пожалуйста. Вот, выпей.

- Пошёл на хер! Я хочу сдохнуть! - девушка зашлась в рыданиях. - Я! Хочу! Сдохнуть! Пошёл на хер со своим зельем!

- Что случилось? - тихо прошептал я.

- Много чего, - буркнул Алексей. - Ты чуть не умер, мне пришлось влить в тебя три зелья. А когда я притащил тебя, нашёл её. Она говорит, что эти мобы уничтожили её пати из трёх человек, а её саму...

- Что меня, мать твою, изнасиловали! - закричала девушка. - Меня трахали! Раз за разом! Полтора дня подряд! Избивали и насиловали! Когда я отказывалась, лупили, резали! Мне отрезали левый сосок! Выбили все зубы, чтобы я не кусалась, когда они пихали мне в рот свои херы! - Девушка зашлась в рыданиях. - Мобы же себя так не ведут? - рыдая, спросила она. Теперь её голос звучал жалко. - Это не может быть... не со мной... мы же в игре... Убери ты на хрен своё долбаное зелье!!! - Она замолчала, тяжело дыша.

Я сидел, глотая слюну. Злость, вскипевшая во мне, сменилась на жалость, чувство собственного бессилия, несправедливость происходящего. Алексей тихо рыдал рядом, выпавший из его руки бутылёк тихо булькал, вытекая на пол, но я не мог встать и поднять его. Будто бы это было кощунство. Бульканье, рыдания, тяжёлое дыхание, шум дождя, - эти звуки впечатались в мои воспоминания яркой и беспощадной картиной. Вспышки молний, полутьма помещения, пятно на полу, едва поднимающая грудь, слёзы на щеках, - эта картина всегда преследовала меня. Хотелось встать и схватиться за голову, завыть и биться головой о стены, разбивая её в кровь. Я хотел выцарапать себе глаза, проткнуть барабанные перепонки. Но я должен был находиться здесь. Моя память должна была сохранить этот акт чудовищной несправедливости. Я не мог встать и убежать - это стало бы самым чудовищным преступлением перед умирающей девушкой, чьё имя я даже и не знал.

Я должен помнить это. Потому что это - мой новый мир. Потому что это - повод убить виновных.

Я поднял руку к лицу. Оно было мокрым от слёз.

Девушка тихо дышала, с каждой минутой её дыхание становилось всё слабее. И, когда мы уже решили, что это - конец, она заговорила.

Эти тихие слова были невыносимы. Их дикая, чисто человеческая жестокость просто деморализовывала, сминала меня, давила наковальней. Я чувствовал себя червём под жёстким каблуком безысходности. Но мы не имели права прерывать её. Это жуткое, беспощадное преступление сотрясало мой мир до основ, переворачивало всю мою суть, отсекая что-то важное и такое далёкое, но и добавляя что-то не менее важное, близкое. То, что стало далёким, и то, что теперь будет для меня ближе всего.

Это была исповедь. Исповедь жертвы. Как убийца выплёскивает всё, что накопилось в нём на чистосердечном признании, так жертва этого преступления рассказывала нам то, что произошло с ней, не щадя ни себя, ни нас. Надеюсь, что ей стало легче после этого.

Наконец, она замолчала. Её дыхание было едва слышно.

- Меня звали Машей, - прошептала она. - Запомните это, пожалуйста.

Маша потеряла сознание через полчаса, а ещё через два часа скончалась. Перед самой смертью у Маши начался бред. Она завала маму, разговаривала с сестрой, смеялась и плакала одновременно. На миг затихнув, она восторженно прошептала: